Основы этапы процесса формирования современного миропорядка. Международное право, основы современного миропорядка. Ii. формирование мирового порядка

Преподаватели всегда проверяют уникальность сдаваемых работ. Вы можете использовать эту работу для подготовки своего проекта или закажите уникальную .

Проблема геополитического самоопределения России на политической карте Европы, а затем и всего мира постоянно являлась центральной в числе проблем, стоящих перед российскими властями и обществом. Это и не удивительно, поскольку от ее решения в значительной степени зависели не только ближайшие шаги в сфере практической политики, но и стратегические цели, определяющие направленность и характер деятельности органов государственной власти и всего общества на достаточно длительную историческую перспективу. Геополитическое самоопределение лежало не только в основе политики властей, но и определяло ее идеологическое оформление, выступающее в роли каркаса, скрепляющего все слои российского общества. И хотя очень часто казалось, что геополитическое положение, самоидентификация России в мире вторичны и являются производными от идеологии, но жизнь с неизбежностью все расставляла на свои места, вынуждая корректировать политические цели относительно роли и места, занимаемого страной на геополитической карте мира.

Несмотря на то, что геополитика является отдельной дисциплиной, и скорее в своем ответвлении может быть разделена на геоэкономику и геофилософию, но все чаще этот предмет изучается в составе политологии. Причиной тому может быть элементарная нехватка учебных часов вузе, или же учебная программа в которой геополитика не является «важной» или профильной дисциплиной.

Геополитическое положение России, положение чрезвычайно своеобразное и в значительной степени сходное с геополитическим положением Византии, с момента создания российской государственности выступало в качестве доминанты формирования культуры, экономического уклада, политической системы и внешней политики.

«Положение на стыке» - это, пожалуй, наиболее существенная черта геополитического положения России с древнейших времен. Положение на стыке различных культур, миров, конфессий и континентов изначально формировало двойственность не только в восприятии своего места на геополитической карте мира, но и противоречивость в действиях властей, определяющих стратегические ориентиры развития страны во всех сферах человеческой жизнедеятельности.

В российской действительности постоянно присутствовали и оказывали воздействие на характер развития страны элементы не только различных, но зачастую противоположных, а то и враждебных культур. Российское православие не только впитало в себя религиозную византийскую традицию, но и органично сочетает в себе элементы коптской ортодоксии и языческих культов. В российском фольклоре и изустных сказаниях равноценны элементы земледельческой и кочевой культуры. В политическом устройстве причудливо переплелись восточная тирания с демократическим самоуправлением земств. Многократно прав отечественный историк Карамзин, утверждая, что сочетать трудно сочетаемое - свойство исключительно русское. Это свойство - следствие геополитического положения России, результат ее длительного исторического развития.

По всей вероятности правомерно будет утверждение, что исторически возникновение России в большей степени связано с Европой, нежели с Азией. Ее геополитическая ось пролегала по Днепру, а многочисленные дипломатические контакты, военные устремления и династийные связи были нацелены на Европу. Именно из Европы Россия заимствовала важнейшие элементы своей культуры, определявшие в тот период основные черты жизни и быта россиян: письменность, религию, феодальное политическое устройство и т. д.

Однако вследствие монголо-татарских завоеваний и последующей за ними изоляции от Европы произошла смена геополитической и культурной самоидентификации России. Немалую роль в этом процессе сыграл конфессиональный разрыв византийской и римской ветвей христианства, в результате чего Россия, ориентированная на православие, оказалась изолированной от европейской культуры, переживающей бурный период Возрождения.

Не удивительно, что, опираясь на православие и элементы восточной культуры, российские власти, встретив агрессивность и противодействие на Западе, устремили свои взоры на Восток и небезуспешно осуществляли свои территориальные приобретения именно на данном направлении, постепенно смещая геополитическую ось России сначала к Волге, а затем и к Уралу. Россия периода Московского царства в большей степени была азиатской, нежели европейской страной. Азиатской по культуре, по политическому устройству, по народному быту. Смутное время, многочисленные интервенции европейских претендентов на «русское наследство» только усилили процесс оттеснения России в Азию.

Вместе с тем восточная парадигма развития продемонстрировала малую продуктивность подобной исторической перспективы непосредственно для России. На фоне бурного экономического расцвета европейских государств стагнация российской экономики и всего социально-политического уклада становилась все более и более отчетливой. Не воспользовавшись в полной мере преимуществами азиатского типа хозяйствования, имевшего в то время неплохие исторические перспективы, Россия вновь встала на путь смены социокультурной ориентации, повлекший за собой выбор парадигмы догоняющего развития.

Петровские преобразования и последующие за ними реформы XVIII-XIX вв. позволили значительно продвинуть геополитическую ось Российской Империи на Запад. Активное присутствие России в европейских делах стало общепризнанным фактом и без ее участия любое изменение в «балансе сил» стало немыслимым. С точки зрения политического устройства и экономического уклада, аристократической культуры и развития науки Россия становится европейской державой, самоидентифицируя себя исключительно в категориях Запада. Но за европейским фасадом продолжал сохраняться значительный пласт российской действительности, не только немыслимый на Западе, но и упорно не желающий менять чего бы то ни было в своей азиатской сущности. И чем в большей степени на поверхности общественной жизни доминировали европейские ценности и нормы, тем в большей степени ощущались разорванность российского бытия, противоречие народного уклада жизни государственному.

Эта «азиатчина и дикость», одинаково усердно изживаемая властями и передовыми, т. е. западническими слоями интеллигенции, послужила основным объектом атаки и со стороны вождей пролетарской революции, революции, проведенной опять-таки по европейским теориям и рецептам. С 1917 г. начинается новый этап прорыва России на Запад, того самого прорыва, с невозможностью которого уже, казалось, смирилось царское правительство. По замыслу вдохновителей мировой революции Советская Россия должна была стать детонатором, который взорвет мир, перевернет его в светлое завтра и в этом плане судьба детонатора мало кого интересовала, поскольку речь шла о будущем всего человечества. Но реальность развивалась не по планам пламенных революционеров, поэтому на повестку дня вышли прозаические проблемы социально-экономического и политического переустройства в отдельно взятой стране, которая должна стать геополитическим центром мира.

Отсюда, из этого геополитического центра по всему миру должны распространяться генерируемые здесь революционные идеи и экономические успехи, политические преимущества и социальные достижения. Иначе говоря, берущая начало еще с XV в. концепция «Москва - третий Рим» нашла свою новую редакцию в решениях съездов ВКП(б) и IV Интернационала. Таким образом, большевики предложили новую геополитическую карту мира, в которой Советская Россия занимала центральное место.

В соответствии с этой концепцией осуществлялась поддержка любого варианта антиимпериалистической борьбы во всем мире, расширялся круг союзных и дружественных государств, оказывалась поддержка коммунистическим партиям и национально-освободительным движениям в других странах. Итогом кропотливой и длительной работы советского руководства стало построение сложной геополитической конструкции, в наиболее завершенном виде включающей три геополитические оболочки, которые должны были гарантировать надежную защиту СССР от любых возможных недружественных акций извне. В их состав входили социалистические страны Европы и Азии - члены военно-политических и экономических союзов, возглавляемых СССР, социалистические страны, имеющие собственное, часто отличное от советского руководства видение перспектив социалистического строительства, некоторые нейтральные государства, с которыми Советский Союз поддерживал расширенные экономические связи, и целый ряд государств Азии, Африки и Латинской Америки, руководство которых в своей политической риторике использовало социалистические, антиимпериалистические или национально-патриотические идеи. Подобное геополитическое построение позволило СССР не только успешно противостоять единому блоку развитых капиталистических государств, но и добиться весьма впечатляющих успехов во всех сферах экономического, социального и военного развития.

Но несмотря на социалистическую центричность данной геополитической модели мира уйти от парадигмы догоняющего развития советским идеологам не удалось, мало того, эта модель еще в большей степени обрекала стану на западный вариант развития.

Дело в том, что идеология и политика Советской России формулировались в категориях военного противостояния Западу, социально-экономического соревнования с ним и в этом противостоянии не Запад рассматривался лишь в роли союзника, слабого звена мирового империализма, но отнюдь не как образец для подражания. Все самое передовое, перспективное, взятое на Западе, переносилось на российскую почву. Продолжения победного шествия коммунизма ожидали на Западе. Основные политические устремления были опять-таки ориентированы на Запад. Все это, в конечном итоге, несмотря на противоборство различных социально-политических систем делало Россию в большей степени ориентированной на Запад европейской страной.

Это, конечно, не означало полного забвения ее азиатского прошлого, но его большевистские лидеры стыдились и от его наследия любой ценой стремились избавиться. Создание унитарного государства тоталитарного типа позволяло, по их замыслу, как можно быстрее сгладить национальные и культурные различия и создать новую историческую общность - советский народ, живущую по универсальным законам, единым нравственным нормам и развивающим общую для всех культуру. Пожалуй, только единожды, в годы Отечественной войны, пришлось вспомнить о величии исторических корней русского народа, но и этот исторический экскурс был весьма быстро отброшен и забыт за ненадобностью после победы.

Тем не менее, наряду с официальной геополитической доктриной в интеллигентских, особенно эмигрантских кругах получило хождение и иное геополитическое видение России, основанное на критической переработке исторической памяти народа и реальном геополитическом положении страны. Здесь идет речь о евразийстве как о течении геополитической и культурной мысли и теоретической парадигме социально-политического, экономического и культурного развития страны на достаточно длительную историческую перспективу.

Что в первую очередь привлекает в евразийстве? Это вычленение самобытности, уникальности России как самодостаточного геополитического комплекса, для развития которого нет необходимости в эпигонстве и отказе от собственной культурной традиции.

По замыслу евразийцев Россия занимает такое геополитическое положение, которое позволяет ей сочетать в себе трудно сочетаемое - использовать технологические достижения Запада, опираясь на собственную культуру, на специфику российской ментальности, сохраняя при этом традиционную систему ценностей и нравственных ориентиров. Во взаимодействии, как с Востоком, так и с Западом, Россия должна оставаться собой, уникальнейшим геополитическим и культурным комплексом, задающим всему миру собственное видение прогресса.

Евразийское положение России, ее колоссальные просторы позволили здесь реализовать уникальный культурный эксперимент, суть которого состоит в сосуществовании самых различных культур, конфессий, жизненных стилей. Бесспорно, определенное взаимопроникновение культур за столетия совместной жизни все-таки произошло, но это взаимопроникновение есть следствие их совместного развития, а не насаждения универсальных ценностей. И что характерно, подобное сосуществование культур осуществлялось вокруг и благодаря русской культуре, выступающей в роли источника и гаранта их развития. Иными словами, евразийское геополитическое положение России в сочетании с колоссальным историческим опытом обеспечения сосуществования различных культурных миров позволяет нашей стране выступать центром кристаллизации государств и народов на достаточно обширном геополитическом пространстве Евразии.

При всей привлекательности идей евразийства их иммигрантское происхождение длительное время не позволяло получить достаточно широкого хождения в умах советской элиты, поэтому вплоть до крушения коммунистического режима западническая ориентация элиты и наиболее образованной части населения СССР имела несомненное влияние на характер протекания социально-политических процессов в стране и окружающем Советский Союз социалистическом мире.

В этом плане неудивительно, что процессы посткоммунистической трансформации протекали в России под знаком ее возвращения в лоно просвещенного и демократического Запада, который по замыслу отечественных демократов должен не только научить, но и помочь России занять достойное место в ряду современных развитых демократических государств. Иначе говоря, Россия в понимании российских демократов, подобно блудному сыну, возвращалась в европейский дом, где ее, несмотря на все прегрешения последних лет, все-таки ждут, ждут с отеческой любовью.

Каково же было удивление нового российского руководства, когда выяснилось, что несмотря на уничижительное самообличение и многочисленные уступки Запад отнюдь не стремится к возобновлению родственных уз, мало того, даже с учетом значительных территориальных сокращений, краха экономической системы и развала военной мощи Россию на Западе продолжают воспринимать как угрозу просвещенному и процветающему миру демократии и прогресса. В своей же практической политике развитые страны стремятся подальше дистанцироваться от нестабильной, криминальной и непредсказуемой России, отодвинув ее подальше в угол Азии и отгородившись от нее своими новыми союзниками из числа постсоциалистических и постсоветских государств. Комплекс неизгладимой виновности как проклятие повис над Россией и никакие мазохистские действия российских демократов по его преодолению не позволили снять настороженной враждебности Запада.

Чтобы завоевать хоть какое-то доверие своих новых демократических покровителей, отечественные демократы были готовы играть по заокеанским постоянно меняющимся правилам и сверять любой внутриполитический шаг с требованиями западных кредиторов, приводить законодательство в соответствие с мировыми стандартами, вводить льготный режим для иностранных предпринимателей и идти на многое другое, что по меркам международных отношений ассоциируется с ущемлением суверенитета. Однако ожидаемого прощения не наступало, наоборот, требования становились все более жесткими, а окрики - суровыми. Снятие презумпции виновности России не наступало.

Попытки поиграть мускулами или вспомнить о былом имперском величии успеха во взаимоотношениях с развитыми странами тоже не имели, поскольку ни мускулов, ни величия у новой России практически не осталось. Россия оказалась совершенно иной страной, нежели Советский Союз. Бесспорно, генетическая связь, особенно в памяти народа, сохранилась, но по всем остальным параметрам новообразованное демократическое государство значительно уступало своему великому предку.

Значительно сократились территория и население, утратились или разрушились экономический потенциал и военная мощь, страна оказалась в военно-политической изоляции, наиболее выгодные части пространства остались за пределами национальных границ, практически не осталось свободных выходов в мировой океан и удобных сухопутных транзитов к потенциальным экономическим партнерам. Товары из Индии приходится завозить через Финляндию, а нефть перекачивать через Латвию. Со всей остротой встала проблема государственных границ, значительная часть которых является спорными и требует международно-правового оформления. К этому следует добавить серьезный экономический кризис, этнополитические конфликты и сепаратизм со стороны субъектов Федерации и тогда картина современного состояния России окажется более или менее полной.

Кроме этого следует учесть и серьезные изменения, которые произошли в системе международных отношений на рубеже третьего тысячелетия. Суть их состоит в том, что разрушение мировой системы социализма и устранение с международной политической арены такого мощного актора, которым длительное время являлся СССР, привело к формированию принципиально нового миропорядка, основанного на имперской модели, который уже на протяжении полутора тысячелетий был не типичен для европейской и мировой системы отношений.

Со времен распада римской империи на Восточную и Западную имперская модель миропорядка, казалось, навсегда канула в Лету, ей на смену пришла Вестфальская система миропорядка, опирающаяся на принцип «баланса сил» в международных отношениях. Все последующие преобразования касались лишь конкретного воплощения этого баланса сил, не затрагивая его сущности. В наиболее рафинированном виде «баланс сил» закрепился в период «холодной войны», воплотив исторический паритет двух социально-политических систем и стоящих за ним государств и союзов.

Однако «победа США» в «холодной войне» уничтожила одну из сторон баланса сил, но не нашла ей достойной замены. В результате этого в мире осталась лишь одна держава, способная управлять миром и строить его, исходя из своего понимания прогресса и справедливости. Такие вероятные «центры силы», как Западная Европа, Япония, Китай, Индия и другие, не обладают сопоставимой мощью и волей для успешной конкуренции за власть над миром.

Теоретически идея современного имперского миропорядка нашла свое развитие в концепции «униполярности», согласно которой США составляет ядро современного мира, вокруг которого концентрическими кругами группируются остальные страны в зависимости от уровня социально-экономического развития и соблюдения демократических прав и свобод. Чем выше уровень развития государства, тем оно ближе к центру униполя и тем на большее количество благ оно вправе рассчитывать.

Эта концепция предполагает, что по мере социально-политического и экономического развития государства будут подтягиваться к центру униполя и получать расширенный доступ к получению благ. Однако часть государств таких прав не получит никогда. Причем здесь речь идет не только о так называемых несистемных государствах, но и о тех странах, чьи народы не успели вскочить на подножку уходящего поезда с «золотым миллиардом», т. е. о тех странах, которые отстали «навсегда». Их удел - сырьевой придаток, экологическая помойка, резервуар дешевой рабочей силы для развитого мира и не более того. Во многих сценариях западных специалистов подобная роль отводится и России.

Таким образом, оценивая роль и место России на геополитической карте современного мира правомерно сделать вывод о том, что вследствие значительного сокращения пространственного, людского, экономического, военного и политического потенциала наша страна стала в большей степени сухопутным, азиатским, слаборазвитым государством, обладающим социально-политической и экономической системой переходного типа.

Очевидно, что современный миропорядок с его тенденциями к глобализации, универсализации и формированию имперской модели международных отношений не может в полной мере устраивать современное российское руководство, поскольку обрекает нашу страну на роль производителя сырья и колониальных товаров. Вполне очевидно и то, что время бездумного следования за рекомендациями, выработанными в Вашингтоне, а иногда и впереди их, кануло в Лету вместе с ушедшими с политической арены политиками. Россия стремится стать полноправным членом мирового сообщества, одним из центров силы современных международных отношений, о чем, в частности, достаточно ясно сказано в одном из первых указов нынешнего Президента РФ, утверждающего Концепцию национальной безопасности РФ. В ней отмечено, что «национальные интересы России в международной сфере заключаются в обеспечении суверенитета, упрочении позиций России как великой державы - одного из влиятельных центров многополярного мира». Насколько успешно можно будет реализовать данное направление национально-государственных интересов России - зависит не только от мастерства дипломатов, но и от того, насколько быстро нашей стране удастся решить проблемы социально-экономической модернизации и вступить в ряды развитых государств современного мира. Но в любом случае современный миропорядок бросает вызов системе национально-государственных интересов России и от ответа на него в немалой степени будет зависеть характер и направленность внешнеполитической деятельности нашей страны и, следовательно, ее место и роль в системе современных международных отношений.

Однако здесь возникает еще одна проблема, выступающая в форме объективной реальности современного геополитического положения Российской Федерации. Суть ее состоит в том, что, будучи правопреемником СССР, Россия таковым по сути своей не является. Это совершенно иное государство, имеющее демократическую форму политической власти, становящуюся рыночную систему экономики, весьма размытую и деиделогизированную систему ценностей, социально неоднородную структуру. Да и чисто внешние отличия весьма существенны. Так, при распаде СССР на долю РФ пришлось 76% территории, 52% населения и 60% экономического потенциала. В результате всех реформ по самым скромным подсчетам ВВП России составляет лишь 12% советского 1990 г., т. е. ущерб, нанесенный народному хозяйству, превосходит даже ущерб от Великой Отечественной войны, когда ВВП СССР сократился на 21% (2). Очевидно, что исходя уже из этих внешних параметров Россия не в состоянии претендовать на ту же роль в мировом хозяйстве, на которую мог претендовать и претендовал СССР. При этом необходимо учитывать и тот факт, что ментальность российского общества в плане собственной самоидентификации на мировой арене во многом еще сохранилась с советских времен. Об этом, в частности, свидетельствуют периодически прорывающиеся на международной арене внешнеполитические акты российского руководства, как, например, знаменитый бросок десантников на Приштину, свидетельствующие о живучести великодержавных элементов в российской политической культуре.

Современный мировой порядок берет свое начало с 1991 г., когда закончился Ялтинско-Потсдамский период мировой истории, или период биполярности. В том, что мир перестал представлять собой блоковое противостояние НАТО и ОВД, капиталистического и социалистического миров – очевидно. Однако в каком направлении развивается мировая политика, какие ее черты становятся определяющими и в чем состоят перспективы далеко не очевидно. Отсюда – многообразие концепций современного мирового порядка. В настоящей работе предлагается их типологизация по следующим основаниям - в зависимости от акторов (государственные, негосударственные) и механизмов властных отношений (политические, экономические) в формирующемся миропорядке. Сочетание этих оснований позволяет выделить политические, политико-социологические и политико-экономические концепции.

Политические концепции современного мирового порядка. Основная особенность данного типа концепций состоит в их государтвенно-центричном характере. Они акцентируют влияние на характере полярности мира – количестве полюсов в современном мире, образуемых наиболее влиятельными государствами. Исходя из этого основания, можно выделить концепции многополярности и однополярности.

Многополярность. Официальная позиция российского руководства состоит в том, что современный мир многополярен. Эта точка зрения сформировалась в противовес претензиям Соединенных Штатов на мировое лидерство, основанном на их, как они считают, победе в холодной войне и слабости России в 1990-е гг. Однако в 2000-е гг. позиция России усиливается, а политика становится независимой от Запада. Также резко ускоряется экономическое развитие таких стран, как Китай, Индия, Бразилия. Для обозначения этих четырех стран в литературе появилась специальная аббревиатура БРИК (по первым буквам их названия).

Министр иностранных дел РФ С.В.Лавров выдвигает следующие теоретические аргументы в пользу официальную позицию России. «Мир уже не тот, что был несколько лет назад. Стало ясно главное: однополярный мир не состоялся, да и не мог состояться в силу того, что в условиях глобализации ни у кого не хватит военно-политических, финансово-экономических и иных ресурсов для имперского строительства». Объективной основой широкого международного сотрудничества является противодействие вызовам и угрозам современности, с которыми можно справиться только коллективными усилиями 151 .

Вместе с тем, отмечает С.Лавров, мифология «однополярного мира» долгое время определяла направление умов и поведения значительной части государств. В этот мир поверили, сделали на него политическую ставку. Поэтому понимание реального положения дел дается непросто. Существует представление, что альтернатива «однополярному миру» - это «хаотизация» международных отношений вследствие некоего «вакуума» управляемости и безопасности. Между тем, как можно было убедиться не раз, именно односторонние, и тем более силовые, действия привели к нарастанию конфликтности в мировой политике, наслаиванию новых проблем на старые. Собственно, это и составляет механизм расширения конфликтного пространства в мировой политике.

По мнению С.Лаврова, совершенно неоправданно ставить знак равенства между многополярностью и заряженностью на конфронтацию. Конечно, появляются новые «центры силы». Они соперничают друг с другом, в том числе и за доступ к природным ресурсам. Так было всегда, и ничего фатального в этом нет. Однако одновременно – и это очень важно - в современном мире складывается неформальное коллективное лидерство ведущих государств и государственных объединений мира в дополнение к международным институтам, прежде всего к ООН, позволяющее приблизиться к решению проблем управляемости мира. Основными участниками коллективного лидерского центра мира, по мнению С.Лаврова, являются Россия, Евросоюз и США. При этом исключается чья бы то ни было единоличная претензия на истину.

Как утверждает С.Лавров, парадигма современной мировой политики определяется конкуренцией в самом широком прочтении этого понятия, не равнозначном конфронтации. Ее предметом, помимо прочего, становятся ценностные ориентиры и модели развития. Новизна ситуации заключается в том, что Запад теряет монополию на процессы глобализации. Видимо, отсюда и попытки представить происходящее как угрозу Западу, его ценностям и образу жизни.

Конкретизацией точки зрения С.Лаврова по поводу глобальной конкуренции можно считать следующее высказывание А.Арбатова: «США безнадежно увязли в войне в Ираке. Евросоюз погрузился в решение проблем внутри ЕС. Россия, Китай, Индия и многие другие страны демонстрируют растущую самостоятельность на международной арене, а некоторые – такие, как Иран, Венесуэла, КНДР, Кубы, бросают США открытый вызов, а подчас прямо их провоцируют, пользуясь провалом Вашингтона в Ираке. Начинается совершенно новый этап мировой политики и новая глобальная игра» 152 .

Вместе с тем ряд ведущих российских ученых-международников придерживаются более пессимистической позиции в отношении уровня конфликтности современного мира, чем прогнозирует С.Лавров, склоняясь к тому, что многополярность - это явление, по определению сопряженное с большим зарядом противостояния.

Так, например, С.Рогов, провозгласивший «крах однополярного мира» в связи с поражением США в Ираке, предсказывает следующие последствия этого: дестабилизация ситуации на Ближнем Востоке и в Афганистане, возрастание роли и влияния Ирана, продолжение Китаем модернизации своих вооруженных сил, а Северной Кореей – своей ракетно-ядерной программы. На его взгляд, китайско-индийское экономическое и военное соперничество приобретет все более широкий масштаб, а вероятность возобновления противостояния между США и Россией существенно возрастет 153 .

Попытку теоретически обосновать новую фазу противоборства в мировой политике предпринимает С.А. Караганов , статья которого в журнале «Россия в глобальной политике» так и называется – «Новая эпоха противостояния» 154 . Под новой эпохой противостояния (НЭП) автор статьи понимает разворачивающуюся борьбу между двумя моделями развития – либерально-демократическим капитализмом традиционного Запада и «авторитарным капитализмом», флагманами которого всегда выступали азиатские «тигры» и «драконы» (Южная Корея, Тайвань, Малайзия, Таиланд и некоторые другие). Быстрый прогресс этих стран предпочитали считать исключением, а не правилом. Но ударный рост КНР вопреки звучащим почти два десятилетия предсказаниям коллапса, не позволяет больше заниматься эскапизмом 155 .

Вполне возможно, допускает С.Караганов, что «авторитарный капитализм» - это лишь ступень на пути к более либеральной модели, поскольку многие страны Западной Европы в прошлом имели черты, свойственные ныне государствам так называемого «авторитарного капитализма».

Но как бы то ни было, на сегодняшний день либерально-демократические триумфаторы ощутили, что начинают терпеть поражение. «Миссия» на Ближнем Востоке ослабила мировые позиции не только Соединенных Штатов, но и демократии в целом. Не столь заметным, но существенным ударом явилось поражение де-факто большинства «цветных революций», импортированных в страны бывшего СССР. Демократические выборы в Палестине повергли страну в гражданскую войну. Запылал вполне демократический Ливан. А расположенная рядом авторитарная Сирия довольно успешно развивается.

Победа в соревновании моделей означает перераспределение человеческих и всех иных ресурсов в пользу государств, олицетворяющих более эффективную модель. С конца 1980-х гг. до начала нового века ресурсы в массовом порядке перетекали в США и Западную Европу. Либерально-демократические, но экономически слабые или малые государства вынуждены автоматически ориентироваться на Запад, следовать подчиненным внешнеполитическим курсом. Теперь процесс может пойти вспять. Если другая модель докажет свою успешность, у части государств появится возможность переориентации или, по крайней мере, расширится поле их маневра.

В этом контексте восстанавливается, хотя и очень медленно, привлекательность России для среднеразвитых обществ и стран. Москва показала постсоветским и развивающимся странам, что успеха можно добиться, не только двигаясь путем зависимой либерально-демократической модели Центральной и Восточной Европы. Суверенной, растущей, лучше управляемой России хотят подражать те в соседних странах, кто устал от нищеты, хаоса, неопределенности. Да и авторитарным правителям многих государств комфортнее жить рядом с твердой, но последовательной и не посягающей на их суверенитет Россией.

История выталкивает нашу страну в центр новой конкуренции между двумя моделями капитализма, считает С.Караганов, - либерально-демократической и авторитарной. Россия – ключевое государство с точки зрения соревнования политических, социально-экономических моделей. От нее же зависит, в чью сторону качнется мировой военно-политический баланс.

С.Караганов формулирует некоторые базовые характеристики НЭП:

новая эпоха конкуренции всех против всех,

ремилитаризация международных отношений и даже гонка вооружений,

рост протекционизма, торговых и инвестиционных противоречий, который был, как правило, одним из предвестников военных столкновений,

снижение интенсивности и качества международного сотрудничества по противодействию глобальным вызовам – распространению оружия массового уничтожения, деградации окружающей среды, росту исламского экстремизма.

С.Караганов прогнозирует временные рамки НЭП. Через пять-семь лет Европа, скорее всего, начнет выходить из нынешнего системного кризиса, ускорится и ее экономическое развитие. Америка, покинув Ирак и избавившись от «иракского синдрома», вернется к более рациональной многосторонней политике. Россия придет в себя от теперешней эйфории и станет проводить не менее активную, но более осторожную политику. Появятся политические и экономические предпосылки для преодоления нынешней иррациональной конфронтации по энергетике и создания энергетического союза в Европе. Отчасти возможно и преодоление соревнования между двумя моделями капитализма. Ведь они не так несовместимы, как «реальный социализм» и капитализм. Глобальные вызовы, ответы на которые мешала найти острая конкуренция НЭП, будут еще более настоятельно требовать тесного сотрудничества. Его новый тур имеет шанс быть более устойчивым, чем в 1990-е гг. Тогда взаимодействие осуществлялось под диктовку победителей в холодной войне, из-за чего начинание было обречено на провал.

Однако С.Караганов предупреждает: эра более тесного сотрудничества наступит только в том случае, если человечество, в том числе Россия, не допустит системной ошибки – структуризации и милитаризации нового соревнования, а также если не случится нового военного столкновения. Наиболее вероятно оно на «расширенном» Ближнем Востоке. Обострение конкуренции до системного противостояния может привести к сползанию в сторону череды крупных войн и даже мировой войне.

В продолжение темы многополярности современного мира следует обратиться к остро полемической мысли А.А.Коновалова о том, насколько безопасно будет чувствовать себя Россия в многополярном мире, если он действительно сформируется 156 . Ученый напоминает, что большинство потенциальных полюсов многополярного мира расположены на границах, либо в непосредственной близости от России (Евросоюз, Китай –Г.Д. ). Почти каждый из этих полюсов существенно опережает Россию по экономическим показателям и осознанию своей идентичности. Всякий геополитический полюс обладает «полем экономической и политической гравитации». Таким образом, Россия с ее экономическими проблемами и еще не сформировавшейся идентичностью впервые в новой и новейшей истории рискует очутиться в окружении полюсов, «гравитационное поле» которых способно превысить прочность связей, скрепляющих ее в одно государство. Тогда Россия может оказаться просто разорванной более динамичными и активными полюсами, распложенными по ее периметру (речь идет о Дальнем Востоке и Калининградской области –Г.Д. ). Так что концепция многополярности, считает А.А.Коновалов, совсем не так безобидна и даже не безопасна для России в ее нынешнем положении.

Заметим, что, говоря о «слабых местах» России, А.А.Коновалов упоминает также «слабую государственность». Однако известно, что при президентстве В.В.Путина государственная власть существенно укрепилась. В то же время это само по себе не избавило Россию от тех рисков, о которых говорит ученый. Значительно существеннее для их преодоления базовые показатели – место страны в мировом разделении труда и формирование национальной идентичности.

Однополярность. Осторожная критика концепции многополярности ведется по методологическим основаниям 157 . Акцент в ней делается на вопросе о критериях. Под многополярностью понимается структура мира, для которой характерно наличие нескольких полюсов-центров,сопоставимых между собой по соответствующим потенциалам. Именно так обстояло дело в период «европейского концерта»XIXвека. Ситуация, для которой характерен «уход в отрыв» по показателю совокупной мощи всего одной страны, должна указывать на возникновение той или иной формы однополярности.

На базе такой логики были предложены концепции «плюралистической однополярности» (А.Богатуров) и российский вариант идеи «глобального демократического мира», или «глобального PaxDemocratica» (В.Кулагин), каждая из которых представляла собой соответственно реалистическую и либеральную версии сходного по существу видения ситуации.

Согласно идее «плюралистической однополярности», мир после холодной войны не превратился в чисто американский мир, PaxAmericana, потому что роль единственного полюса в нем заняли не одни США, а США в плотном окружении своих ближайших союзников в лице «группы семи». Члены этой группы, хотя и не обладали возможностями, сравнимыми с американскими, все же имели возможность умерять амбиции США, немного менять их направление и влиять на поведение этой державы в мире.

Концепция «PaxDemocratica» тоже исходила из идеи не единичного, а «группового полюса» и тоже включала в его состав страны «группы семи». Но в ней акцент делался на принадлежность стран полюса не к группе наиболее развитых и влиятельных государств планеты, а к кругу демократических государств. Подразумевалось, что «группа семи», состоящая из демократических стран, объективно действует «по мандату» всех демократий в интересах демократического мира как целого 158 .

Остановимся подробнее на концепции «плюралистической однополярности», широко используемой в политическом анализе и представляющейся наиболее адекватной существующему мировому порядку 159 . Выделим следующие аспекты концепции – структура группового лидерства, правила поведения ведущих государств в современном мире, механизмы регулирования мирового порядка.

С 2001 года структура группового лидерства начала меняться. Началась внутренняя сегрегация американских партнеров: отношения Великобритании и Японии с США оказались более тесными, а политическое сотрудничество между США, Германией и Францией стало несколько более ограниченным. Одновременно иерархия, основанная на отношениях «группового полюса» и остального мира, становится менее жесткой. Это происходит за счет ограничения эффективности политики США «зонами отторжения» - секторами пассивного сопротивления лидерским импульсам со стороны малых и средних стран. Это вероятнее всего в Азии, страны которой не только наращивают способность «мягко бойкотировать» политику больших держав, но и учатся влиять на эту политику «изнутри» самих больших стран за счет миграции азиатского населения в державы-лидеры и использования мигрантами разнообразных форм давления на принимающие страны. Также «зона неприятия» возникла в лице части исламского мира.

Отдельно стоит сказать об отношениях Китая и России с мировым центром. Россия после распада СССР с большим трудом сумела приобщиться к наиболее влиятельным странам посредством сближения с Западом. Но она выступает в роли партнера США очень избирательно : по некоторым вопросам Россия поддерживает Вашингтон (например, борьба с терроризмом), по большинству же – дистанцируется от него (американская НПРО, расширение НАТО, война в Ираке 2003 г., ДОВСЕ, глобальная энергетическая безопасность и т.д.). Китай, не входя в группу лидеров, оказывает влияние на современный мировой порядок благодаря наличию быстро растущего экономического потенциала, статуса мощной военной державы, а также колоссального ресурса народонаселения. Вместе с тем спектр политического сотрудничества Китая с «группой семи» ограничен. В рамках современного миропорядка Китай представляет собой «играющую по правилам» оппозицию.

Среди новых элементов правил поведения ведущих держав – прежде всего США - в современном мире следует назвать принцип гуманитарных интервенций, нелегитимность авторитарных режимов, интервенции возмездия, превентивное вмешательство.

Строго говоря, гуманитарные интервенции существовали в международных отношениях еще в период холодной войны (ввод вьетнамских войск в Камбоджу в 1978 г. для свержения правительства Пол Пота; вмешательство Индии в 1971 г. в ситуацию в Восточной Пакистане, где в результате сочетания гражданской войны с природной катастрофой возникла угроза катастрофы гуманитарной; акция Танзании против Уганды, которая привела к свержению репрессивного режима Иди Амина). Но все эти ситуации были исключениями в международной практике. Они не получали формального одобрения международного сообщества, а в ряде случаев даже порицались за вмешательство во внутренние дела других государств.

Новизна ситуации второй половины 1990-х гг. состояла в том, что в ходе конфликтов на территории бывшей Югославии (Босния 1995 г. и сербский край Косова 1999 г.) США и страны НАТО стали упорно добиваться легитимизации практики гуманитарных интервенций. Имелось в виду закрепить своего рода новую универсальную норму международной жизни, поддержав ее решениями ООН. Достигнуть этого до сегодняшнего дня практически не удалось. Силовые операции и в Боснии, и в Косова были осуществлены странами НАТО фактически вне сотрудничества с ООН.

Еще сложнее обстоит дело с легализацией принципа «нелегитимности авторитарных режимов». В разгар боевых действий НАТО против Сербии в Косово в 1999 г. руководители альянса стали добиваться «делегитимизации» правительства Сербии во главе со С.Милошевичем, чтобы добиться изменения внешнеполитического курса этой страны. Просто объявить Милошевича «незаконным» правителем было трудно, поскольку он был демократически избранным президентом. Поэтому был избран другой путь. От лица Международного трибунала по бывшей Югославии (образован в 1993 г.) Милошевичу было предъявлено обвинение в совершении преступлений против человечности в Косово. Прокуратурой трибунала был выдан ордер на его арест. Это был беспрецедентный случай в истории международных отношений: орган международного правосудия выдал ордер на арест действующего главы суверенного государства. Это была попытка утвердить в международных отношениях принцип избирательной легитимности правительств суверенных государств. Естественно, вопрос встал о критериях избирательности. Ответом же неизбежно оказывались политические предпочтения ведущих государств и их, как показывает практика, двойные стандарты.

В конкретном случае с Милошевичем вопрос о легитимности увязывался с правами человека. Однако подобный вопрос может ставиться и по другим основаниям, как это было с Саддамом Хусейном – бывшим лидером Ирака, казненным американскими оккупационными властями за множественные нарушения международного права.

И гуманитарная интервенция, и нелегитимность авторитарных режимов идут вразрез с основополагающим принципом международных отношений, на который они опираются со времен Вестфальского мира – невмешательство во внутренние дела суверенных государств. Этот принцип сегодня оспаривается – прежде всего США и западноевропейскими странами. Но широкий круг других государств отказывается признавать законность его нарушения, ссылаясь на множество международных документов, включая Устав ООН. Россия не признает уместность отказа от принципа государственного суверенитета и невмешательства во внутренние дела. Поэтому можно говорить о тенденции к «преодолению» принципа суверенности государств как об одной из черт мировой политики лишь имея в виду, что она признается легальной только странами Запада, да и то не всегда и не всеми (несогласие Франции и Германии с интервенцией против Ирака в 2003 г.).

В начале 2000-х гг. мотивация интервенций расширилась. Помимо вмешательства по гуманитарным мотивам, США стали практиковать «интервенции возмездия» и «превентивные вмешательства». Предпринимая первые, США заявляли о стремлении «наказать» и одновременно побудить «исправиться» страны, против которых была направлена акция. Начиная вторые, они ссылались на секретные заключения спецслужб, согласно которым страна – будущий объект вторжения занималась деятельностью, способной угрожать безопасности других стран (например, разрабатывая ОМУ). Примером интервенции возмездия была война за свержение режима талибов в Афганистане (2001-2002 гг.), поскольку именно талибов обвиняли в укрывательстве международной террористической сети Усамы бен Ладена. Подобные акции ранее и в последнее время неоднократно совершал Израиль, производя бомбардировки южного Ливана, где базируются террористические группировки, совершающие акции на его территории. Турция также регулярно проводит «интервенции возмездия» в иракском Курдистане. Пример превентивного вмешательства – иракская война 2003 г., поводом для которой послужила информация американских спецслужб о намерении Багдада создать и начать накопление на своей территории химического и бактериологического оружия.

Таким образом, за минувшие полтора десятилетия группа влиятельных стран международного сообщества предприняла попытки дополнить свод правил и принципов, на которых основывается мировой порядок, за счет внедрения в него на правах общепризнанных ряд норм. Ни одно из этих нововведений сегодня не является в полной мере легитимным, но они уже оказали и еще могут оказать практическое влияние на международные отношения.

При характеристике современных механизмов регулирования миропорядка можно констатировать, что за последние полтора десятилетия произошла реорганизация глобальных структур мироуправления таким образом, что наряду с универсальным по охвату и официальным по статусу ооновским механизмом сложился полузакрытый (по избранности допущенных в него членов) и неформальный (по типу принятия решений) механизм «группы восьми». Россия является его фактическим членом, хотя ее реальное положение все же отличается от остальных участников G8: ряд «семерочных» механизмов продолжает существовать в валютно-финансовых и некоторых экономических вопросах, а также – что более существенно - существуют серьезные разногласия между Россией и ее партнерами по «восьмерке» по ключевым вопросам мировой политики.

В настоящее время полуформальная коалиция семи членов «восьмерки» с блоком НАТО (шесть членов G8 являются членами НАТО) по фактическому воздействию на мировую политику стала вровень с ООН. Между этими двумя ветвями мирорегулирования – формальной (ООН) и неформальной (старые члены «восьмерки» и НАТО) – развернулась настоящая конкуренция, в которой вторая обладает рядом преимуществ.

Неформальная ветвь более эффективна в принятии решений. Старые члены «восьмерки» представляют собой однородные в политико-идеологическом и социально-экономическом отношении государства и им проще «притирать» свои интересы, чем разнородным субъектам, составляющим большинство ООН. Другим преимуществом является замкнутость старых членов «вомьмерки» на НАТО. ООН не имеет собственных вооруженных сил, поэтому любое потенциальное решение СБ ООН о силовых санкциях грозит перерасти в громоздкое согласование. Старые члены «восьмерки», напротив, могут мобилизовать свои военные ресурсы быстрее, руководить ими слаженнее и применять в собственных политических интересах. Раскол в НАТО, подобный произошедшему в 2003 г. из-за Ирака, пока еще остается единичным.

Правда, страны НАТО и Япония предпочитают по возможности действовать с санкции ООН, но получение мандата ООН, как показал опыт конца 1990-х – начала 2000-х гг. не является «категорическим императивом», если речь идет об интересах США или группы стран НАТО.

Ситуация усугубляется положением внутри ООН. Затянувшееся обсуждение о ее реформировании не дает позитивных результатов. Острие критики направлено против Совета Безопасности, внутри которого, в соответствие с Уставом ООН, сохраняется преимущественный статус ограниченного круга пяти постоянных членов, обладающих правом вето на рассматриваемые решения. Дискуссия о неадекватности ООН работает на «моральную делигитимизацию» этой организации и основанной на ней системе мирополитического регулирования.

Наряду с двумя ветвями механизма регулирования мирового порядка – универсальной (ООН) и институционально-групповой («восьмерка» + НАТО) в мире стали проступать контуры третьей ветви – индивидуально-групповой, представленной прежде всего США и, при необходимости, узкой коалицией избранных ими под реализацию конкретных целей стран, независимо от институциональной принадлежности последних. Ситуативные коалиции США с Великобританией и Россией во время второй афганской войны (2001-2002 гг.) и американо-британская коалиция против Ирака в 2003 г. – примеры регулирования мирового порядка посредством третьей ветви.

В инструментарии санкций за нарушение порядка в современных международных отношениях по сравнением с периодом холодной войны тоже заметны изменения. Внешне картина на первый взгляд выглядит так, будто регулирование международных отношений при помощи права становится все более важным. Но на самом деле реальность значительно сложнее. В начале XXIвека, наряду с ростом внимания к правовому регулированию мирового порядка, развивается тенденция не к ограничению использования силы, а наоборот, к расширению сферы ее применения именно под предлогом внедрения новых норм и правил мирового порядка.

Своеобразным симбиозом реалистической по своим посылкам и идеалистической по видению перспектив современного миропорядка является совместная работа В.Л.Иноземцева и С.А.Караганова, посвященная анализу противоречий между «центром» и «периферией», Севером и Югом, «миром порядка и миром хаоса, постсовременным и современным (который они называют даже пресовременным – Г.Д. ) миром» 160 . Любопытно, что авторы берут за основу мир-системную теорию неомарксизма, «переворачивая» ее постулаты таким образом, что основным источником угрозы современному миропорядку оказываются не страны «центра», а наоборот – страны «периферии», которые необходимо «цивилизовать». Мы называем эту версию«теорией нового колониализма» 161 .

Авторы исходят из того, что большую часть Третьего мира и значительную часть Второго мира составляют так называемые «падающие» (failing) или «несостоявшиеся» (failed) государства. Эти страны лишь формально считаются суверенными. Они не способны к самостоятельному развитию и представляют собой серьезную угрозу международной стабильности. От них исходит угроза терроризма, распространения оружия массового уничтожения, разрушения локальных экосистем, масштабных эпидемий. Примеры таких стран особенно многочисленны в Африке и Азии, но весьма заметны и на территории бывшего Советского Союза: среднеазиатские (ныне центральноазиатские) республики, жившие на протяжении десятилетий за счет ресурсов, технологий и интеллектуального капитала России, сегодня представляют собой сырьевые экономики с полуфеодальной политической системой. Раскол существующей цивилизации становится одной из определяющих черт нашего времени.

Низкий человеческий потенциал падающих или несостоявшихся государств, авторитаризм их правителей, а также порожденное глобализацией серьезное обесценение ресурсов при одновременном возрастании значения технологий и знаний сводят к нулю шансы самостоятельного развития этих стран. Более того, гуманитарная помощь, оказываемая западными странами, как правило, развращает население и власти падающих или несостоявшихся государств, не способствуя модернизации их экономик и общественных структур, порождая иждивенчество и коррупцию. Похожий эффект вероятен и в случае предоставления этим странам каких-то специальных торговых преференций. Авторы концепции нового колониализма связывают такую ситуацию с тем, что основу экспорта данных стран составляют сырьевые товары, а история не знает примеров успешной структурной перестройки сырьевых экономик в условиях высоких мировых цен на ресурсы.

Отсюда вывод: управление протекающими в этой части мира процессами, установление над ними минимального контроля – залог укрепления столь необходимой для мирового развития политической стабильности. Это позволит модернизировать сами отстающие страны и регионы, снизить глобальную напряженность, заполнить «вакуум безопасности».

Действующие системные инструменты мирового порядка не пригодны для этого. ООН не смогла добиться создания системы коллективной безопасности, сформировать эффективные международные вооруженные силы, способные не только поддерживать, но и навязывать мир, предотвращать конфликты, противодействовать распространению оружия массового уничтожения. В условиях после окончания холодной войны дезориентирован и наиболее мощный международный военно-политический альянс – НАТО. Он продемонстрировал свою неспособность наказать агрессоров, нанесших 11 сентября 2001 года удар по Соединенным Штатам, а два с половиной года спустя – по Европе (Испания). За последнее время альянс включил в себя более десятка новых членов, но так и не переосмыслил основные элементы своей стратегии, defactoраскололся в связи с военной операцией в Ираке и более чем осторожно рассматривает возможное расширение своей зоны ответственности. Наконец, ответ на вызовы, идущие от падающих и несостоявшихся государств, напрямую связан с теми или иными формами краткосрочного (а возможно, и продолжительного) ограничения столь важного фактора в системе международных институтов, как национальный суверенитет. Однако правомерность подобного ограничения в современном мире практически не признается.

«Что же делать?» – задаются вопросом В.Иноземцев и С.Караганов. По сути, они предлагают два варианта ответа, оба выглядящие достаточно идеалистически с позиций сегодняшнего дня. Первый – «отгораживание» «центра» от «периферии». Авторы концепции признают, что эта идея неполиткорректна. Однако отмечают, что элементы такого подхода просматриваются в политике развитых стран, которые, провозглашая необходимость содействовать развитию, на деле сокращают помощь, по сути, уходят от нищающей и деградирующей Африки. Даже Европа, остающаяся крупнейшим источником гуманитарной помощи, все больше концентрируется на собственных проблемах и на ситуации в сопредельных государствах в ущерб своей международной политической активности.

Второй ответ на вызов со стороны проблемных стран видится авторам концепции «нового колониализма» в том, чтобы группа ведущих демократических и наиболее мощных государств навязала неблагополучным государствам элементарный порядок, взяв их под свое коллективное управление. Практическое выполнение этой идеи видится следующим образом. Необходима реформа ООН и коррекция международного права, состоящая в том, чтобы вернуться к исходному варианту Устава ООН, в котором не предусматривалось право наций на самоопределение, а также прописать процедуру исключения или временной приостановки членства в ООН той или иной страны. Странам «центра» следовало бы создать объединенные вооруженные силы, действующие под эгидой ООН, но управляемые представителями великих держав. В результате страны «центра» получат реальную возможность формулировать свои требования (обусловленные не произвольной заинтересованностью, а задачами борьбы с теми или иными опасными глобальными тенденциями) к остальным государствам. Главный инструмент давления на «периферию» - не сила оружия, а условие экономического, технологического и информационного партнерства с «центром», которые могут быть более или менее благоприятными. Впрочем, в исключительных случаях развитые страны могут прибегнуть к силе оружия. Для некоторых падающих и несостоявшихся государств придется восстановить статус подмандатных территорий с внешним управлением.

В качестве резюмирующего вывода В.Иноземцев и С.Караганов пишут: важным следствием трансформации мирового порядка в XXIвеке «станет отказ от «демократизации» международных отношений, от учета мнения падающих и несостоявшихся государств и их поддержки и, наконец, от соглашательской политики, намеренно игнорирующей нарушения общепринятых норм и прав человека в странах «периферии», от курса на распространение оружия массового уничтожения и спонсирование террористической активности. Коалиция развитых стран сможет устанавливать нормы поведения на международной арене, а также правила, ограничивающие степень свободы правительств в отношении собственных граждан».

Трудно представить, чтобы эти идеи воплотились в жизнь в обозримой перспективе, по крайней мере, по трем причинам как политического, так и экономического характера. Во-первых, история не знает «обратного хода» и отказ от права наций на самоопределение и суверенитета как базовых принципов международного права нереален. Во-вторых, упомянутый «центр», состоящий их великих держав, далеко не столь консолидирован, чтобы выполнять столь амбициозные задачи, которые предлагают ему авторы концепции «нового колониализма». В-третьих, «цивилизовать» «периферийные» территории – совершенно невыполнимая задача в экономическом плане. К сожалению всех финансовых и материально-технических ресурсов мира достаточно только для поддержания соответствующего уровня благосостояния двух десятков развитых стран. Если кого-то надо будет «подтягивать», для этого понадобится понизить свои стандарты.

Политико-социологические концепции современного мирового порядка.

Отличительной особенностью данных концепций является акцент на влиянии негосударственных международных акторов в современном мире - международных организаций, транснациональных корпораций, международных движений, террористических и иных преступных группировок, этнических групп, отдельных индивидов и т.д.

Концепция глобального гражданского общества . Это одна из наиболее позитивных версий политико-социологического подхода в том смысле, что ее авторы делают больший акцент на новые формы единства и управляемости мира, нежели на его противоречия. Глобальное гражданское общество - это такое явление, как «переход от системы индивидуальных государств (Вестфальская система) к системе, во многом управляемой наднациональными и транснациональными институтами, регулирующими отношения между государствами» 162 .

По мнению М.Мунтяна, глобальное гражданское общество - недавно появившаяся неправительственная сфера. Под этим словосочетанием понимается сфера идей, ценностей, институтов, организаций, сетей и граждан, расположенная между семьей, государством и рынком, действующая вне национальных обществ, политик и экономик. Ее открытие является одним из наиболее значимых достижений в общественных науках 1990-х годов, но ей пока не уделяется достаточное внимание.

Все акторы глобального гражданского общества, несмотря на различия между ними, имеют одну общую черту. На огромных географических расстояниях они сознательно самоорганизуются и проводят свою трансграничную деятельность вне правительственных структур с минимумом насилия и максимальным уважением принципа цивилизованного распределения ресурсов между различными жизненными стилями.

Глобальное гражданское общество ограничено в пространстве. Существуют регионы, например, большинство стран Африки, некоторые страны Азии, например, Афганистан, Бирма и т.д., где гражданское общество отсутствует или только начинает развиваться.

Концепция глобального гражданского общества предполагает его наличие вне и над национальными, региональными и локальными социумами. Конечно, элементы наднациональной и неправительственной сферы существовали и ранее. Новым же в 1990-е годы стали количество и масштабы деятельности международных и наднациональных институтов и организаций, индивидуальная и групповая устремленность к решению проблем и вопросов вне участия или посредничества государств.

Становление глобального гражданского общества явилось следствием в основном двух причин:

Во-первых, сам характер глобальных проблем (например, охрана окружающей среды) приводит к появлению общественных акторов, требующих международного коллективного управления этими проблемами, а

не только силами национальных правительств;

Во-вторых, растущая необходимость создания международных систем принятия решений, связанных с глобальными проблемами, создает для национальных обществ перспективу потери контроля над внутригосударственным политическим процессом 163 .

Однако встречаются более негативистские подходы к роли неправительственных акторов в современной мировой политике.

Концепция новой биполярности . Ее автор А.А.Коновалов отмечает, что традиционные представления о полярности уже на отражают в полной мере реальных процессов современного мира 164 . «Традиционная» биполярность была представлена противоборством двух сверхдержав – СССР и США – и их сателлитов. В мире после холодной войны один из полюсов - назовем его конструктивным (Г.Д ) – представлен государствами, которые руководствуются в своем поведении едиными ценностями, правилами и нормами. На другом же - деструктивном (Г.Д. ) – группируются как государства, так и негосударственные действующие лица, отрицающие подобные нормы и правила, не признающие никаких самоограничений в достижении своих целей.

Проблема в том, что в структуре первого их этих полюсов не наблюдается столь необходимой сегодня консолидации. Каждое их государств продолжает действовать, исходя их своей собственной ситуации. Глобализация мирового хозяйства, исчерпаемость природных ресурсов, борьба за привлечение инвестиций и другие глобальные тенденции обострили межгосударственное соперничество. Глобальному управлению противостоят политические интересы крупнейших государств, прежде всего США 165 .

Концепция Нового Средневековья . Словосочетание «Новое Средневековье» уже довольно прочно вошло в современный политический лексикон. В основе этого понятия, по мнению Г.И.Мирского, - две взаимосвязанные тенденции.

Во-первых, из «темных веков» в наше время словно возвращаются такие явления, как децентрализация систем управления, хаотичность противоборствующих групп власти и экономического влияния. Когда государство теряет способность контролировать локальные, а тем более транснациональные силы, будь то, например, наркомафия или сетевые террористические структуры, начитается деградация рациональных, цивилизованных форм устройства государственной жизни (в том числе и в глобальном масштабе). Это особенно ярко проявляется на пространстве Третьего мира: в странах Латинской Америки, где целые районы мегаполисов контролируются бандами, в тропической Африке с ее распадающимися государствами и войнами местных «армий». Но также и в развитых государствах отмечается процесс образования локальных «центров силы», бросающих вызов центральной власти и претендующих на роль частных «мини-государств», не говоря уж о росте влияния криминальных и полукриминальных группировок. Тенденция к сепаратизму обрела новую силу в связи с «прецедентом Косово», объявившем в феврале 2008 г. в одностороннем порядке независимость от Сербии. После того как ведущие западные державы поддержали независимость Косово (при бездействии СБ ООН), о своем желании обрести суверенитет напомнили жители сразу нескольких «сепаратистских регионов» только в Западной Европе. Это – баски и каталонцы (Испания), корсиканцы (Франция), североирландские католики (Великобритания), турки-киприоты (Кипр).

Второй, возможно даже более существенный, феномен подтверждает, что, вопреки надеждам просветителей и либералов, цивилизация и прогресс не изменили к лучшему природу человека. В целом ряде конфликтов – межэтнических, криминально-террористических – наблюдается отход от общепринятых разумных норм поведения, основанных на признании как верховенства закона, так и фундаментальных, незыблемых моральных ценностей, провозглашенных эпохой Просвещения.

По мнению, широко распространенному среди историков и политологов, XXIвек будет эпохой этнических и этноконфессиональных конфликтов. Г.И.Мирский считает, что именно с этим феноменом следует прежде всего связывать то, что называется Новым Средневековьем. В условиях противостояния двух мировых систем этноконфликты оставались «замороженными». Но теперь на первые позиции повестки дня вышли вопросы, связанные с давними ссорами национального и религиозного свойства. Нации, этнические группы, конфессиональные сообщества принялись сводить друг с другом старые счеты.

Не свободны от этого явления и развитые страны. Когда в определенной группе населения вызревает убеждение в том, что она является обездоленной и дискриминируемой именно вследствие ее этнических или конфессиональных отличий от господствующей общности, у нее формируется менталитет, угрожающий возникновением в обществе перманентного насилия. Речь идет о своего рода новом люмпен-пролетариате – о маргинальных слоях, отчужденных от преобладающей, более состоятельной и привилегированной части населения. Например, таких, как негры в США, образующие так называемый underclass, или бунтовавшие в 2005 году в парижских предместьях арабские подростки.

Глобальными маргиналами ощущает себя и значительная часть жителей стран Третьего мира, которая образует транснациональный underclass. Прежде всего это относится к миру ислама, которому в наши дни, как ни одной другой общности, свойственны сильное недовольство существующим в мире порядком вещей, высокий уровень напряженности и стремление разрушить существующие нормы. В частности, именно там возродилась теократическая модель государственного устройства (Иран, Афганистан, Судан) 166 .

Политико-экономический подход к перспективам современного мирового порядка.

Особенность данного подхода, что явствует из его названия, состоит в анализе экономической составляющей мирового баланса сил и мировой иерархии.

Прогноз мирового развития дается в коллективной монографии сотрудников ИМЭМО РАН под редакцией А.А.Дынкина 167 . Согласно оценке специалистов ИМЭМО, к 2020 г. в иерархии стран по объему ВВП на первое место выйдет Китай – 23% мирового ВВП. США окажутся только на втором месте – 18%. Далее будут следовать Индия (8.4%), Япония (4.6%), Россия (3.2%), Германия (2.9%), Бразилия (2.4%) 168 .

Еще в середине XVIIIв. на Китай и Индию с их гигантскими людскими ресурсами приходилось примерно половина мирового ВВП. Ведь до промышленной революции производительность труда в разных странах была примерно одинаковой. Затем страны Запада ушли в отрыв. В середине прошлого столетия доля Китая и Индии составляла всего около 5% глобального ВВП. Теперь производительность труда в Китае и Индии вновь выходит на среднемировой уровень. Таким образом, центр мирового развития смещается в Азию.

Важное значение имеет вывод ученых о том, что по отдельным информационно-коммуникационным технологиям Южная Корея, Китай, Индия уже перешли от «догоняющего» развития к «лидирующему». Опережающие темпы роста затрат на НИОКР в Китае и Индии приведут к существенному сближению их показателей наукоемкости с развитыми странами. В 2020 г. на Китай придется 20% мирового объема НИОКР, а на США – 28%. К сожалению, доля России в глобальных НИОКР вырастет незначительно 169 .

Таким образом, Соединенные Штаты утратят роль единственной сверхдержавы, но все еще будут сохранять первое место по совокупной экономической, военной и политической мощи среди других центров силы на мировой арене. Более того, как отмечают специалисты ИМЭМО, по ВВП на душу населения, характеризующему не только количественные, но и качественные параметры развития, США увеличат свой отрыв от других крупных государств. Американский потребительский рынок останется крупнейшим в мире. Кроме того, США по-прежнему будут играть ведущую роль в процессе глобализации 170 .

Вместе с тем, как отмечается в монографии, в глобальной экономике тон все больше будут задавать три главных региональных экономических коалиции. Наиболее консолидированной из них будет Европейский Союз, хотя его доля в глобальном ВВП сократиться и составит менее 20%. Значительно менее интегрированным окажется Североамериканский блок (НАФТА), хотя по своим размерам он будет несколько превосходить ЕС. Наиболее крупная по размерам и наименее интегрированная региональная коалиция может сложиться в Восточной Азии (на базе АСЕАН). Если будут сделаны первые шаги к созданию общего рынка стран АСЕАН, Китая, Японии и Южной Кореи, то на долю этой коалиции придется свыше 30% мирового ВВП. Восточная Азия превращается в новую «мастерскую мира». Всего же эти три региональных блока в 2020 г. будут представлять три четверти глобальной экономики. Им будут значительно уступать по своим масштабам еще три экономических региона – Южноамериканский (МЕРКОСУР), в котором тон будет задавать Бразилия, а также Индия и Россия 171 .

Вопрос о регионально-экономических блоках важен в современной мировой политике не только потому, что сегодня почти все крупные государства в той или иной степени стремятся к формированию региональных коалиций. Это неоднозначно отражается также на процессе глобализации. Региональная интеграция может рассматриваться не только как подготовительный этап к глобальной интеграции, но и как альтернатива глобализации. Пока окончательные выводы делать преждевременно.

В ходе исторического развития структура мирового пространства и геополитические процессы, изменяясь, привносят в мир поочередно импульсы созидания и разрушения. К сожалению, крушение биполярной геополитической модели мироустройства не привело к более безопасному и стабильному миру. На смену относительно устойчивой геополитической структуре двух мировых полюсов пришел период перманентной нестабильности, обусловленный стремлением держав западной цивилизации установить новый мировой порядок, который бы отличался ярко выраженной униполярностью, навязыванием отдельной группой промышленно развитых стран своей воли всем остальным государствам и народам.

В большинстве исследовательских работ отмечается, что современный мировой порядок начал формироваться с момента окончания «холодной войны» и распада Советского Союза. Данные события оказали неоспоримо огромное влияние на условия функционирования и развития мирового порядка и привели к тому, что был нарушен относительный паритет сил и интересов двух сверхдержав ­ Советского Союза и США, мир стал однополярным. Вопрос о том, какая система стала доминирующей в международных отношениях, какие правила и какие центры сил действуют сегодня и будут основными акторами на международной арене завтра, вызывал и вызывает немало дискуссий среди теоретиков политической мысли.

При этом возрастают роль и значение геополитического противоборства, силы формирующей и изменяющей современный мировой порядок, выступающей неотъемлемой частью социальных отношений и взаимодействий.

Значение и аксиологический смысл заявленной проблемы обусловлены следующими обстоятельствами.

Во­первых, качественными изменениями социальных реалий в условиях наступившего постмодерна, усложнением геополитических процессов, изменяющих форму и содержание мирового порядка, предание ему черт эксклюзивности, случайности, многовариантности и альтернативности; продолжающимися попытками стран западной цивилизации, прежде всего США и их сателлитов, установить монопольный диктат в принятии глобальных, стратегических политических решений, навязывании выгодных им схем и моделей развития мирового социума под эгидой мондиалистских теорий и доктрин. В этих условиях возникает необходимость проведения всестороннего анализа имеющихся стратегических геополитических концепций, систематизации содержащихся в них знаний и осуществления всестороннего обобщения.

Во­вторых, важностью определения основных параметров современного геополитического противоборства, являющегося по своей сути основной движущей силой, формирующей мировой порядок в XXI веке. Уяснение характера геополитического противоборства на современном этапе, появление его новых форм требуют исследования их содержания, закономерностей, оценок влияния современного геополитического противоборства на мировой порядок в целом. В то же время нельзя не учитывать тот факт, что появление ядерного оружия и соответствующее изменение характера и форм современной войны дают основания для размышлений об эволюции не только внешних признаков геополитического противоборства как явления и понятия, но и его внутреннего потенциала и гносеологического наполнения.

В­третьих, интенсивностью характера структурных изменений системы международных отношений, мировой политики, международно­правовой и национальной нормативных баз и как следствие мирового порядка. Очевидно, что не только сами геополитические факторы, но и вся система связей и отношений между ними находятся в состоянии перманентной эволюции, а следовательно, ценность всех имеющихся на сегодняшний день исследований постепенно снижается, геополитические и социокультурные основания ограничены по срокам и временным интервалам.

В­четвертых, возрастанием роли в сложившихся геополитических условиях межэтнических, межкультурных и межконфессиональных коллизий и конфликтов различной степени интенсивности. Острота данных противоречий, рост конфликтного потенциала регионов требуют поиска эффективных путей, механизмов и способов их разрешения.

В­пятых, сохранением опасностей, вызовов и угроз стратегическим геополитическим интересам Российской Федерации, необходимостью их комплексного анализа в контексте все более обостряющегося цивилизационного, межконфессионального, политического, экономического, информационного, межэтнического противоборства в мире. При этом следует иметь в виду, что каждый из вызовов тесно связан с соответствующими формами контроля над геополитическим пространством, которые учитывают атрибуты и потенциал не только классической (традиционной) геополитики, но и возможности геополитики постмодерна, в основе которой лежат принципы акторского взаимодействия, транспарентности, взаимной зависимости и взаимоответственности.

В­шестых, формированием современного мирового порядка, складывающегося под воздействием глобализационных факторов и интеграционных процессов, представляющих собой мощную трансформирующую и преобразующую силу. В этой связи возникает необходимость научного понимания и осмысления стратегически важных приоритетов глобальной и региональной политики Российской Федерации, определения своего места и значения в формирующемся сложном, нелинейном мире полицентричного типа. Несмотря на существенное снижение популярности тоталитарных, силовых, патерналистских и этатистских идей, на расширяющиеся возможности либеральных и демократических процессов, рост напряженности и конфронтации в мире продолжается. В ХХI веке фактор силы, как и прежде, востребован и широко представлен в мировой политике и практике.

Изучение таких многомерных понятий, как «мировой порядок» и «геополитическое противоборство», создает беспрецедентные возможности и условия для анализа современных политических процессов, событий, фактов и явлений. Мировой порядок как процесс мироразвития определяет взаимосвязь глобальной политики и геополитического пространства, способствует решению проблемы всеобщего контроля над ним.

На сегодняшний день сформировались две позиции относительно развития социальных миросистем от момента их зарождения до вариаций их сохранения, видоизменения и воспроизводства. Сторонники первой позиции рассматривают развитие социальных миросистем через призму общей энтропии, конфликта и разупорядоченности. Во втором случае за основу берутся стандарты сохранения и сбережения порядка с опорой на консервативные источники и технологии «жесткой руки».

Анализируя и сопоставляя две точки зрения, можно предположить, что историческая эволюция феноменов «мировой порядок» и «геополитическое противоборство» достаточно убедительно подчеркивает их глубинную взаимосвязь и структурную взаимозависимость, делает объяснимой морфологию их трансформаций и переконфигураций. В этой дихотомии прослеживается и определенная закономерность: через борьбу и коллизии к осмысленности и упорядоченности, то есть изначально разные по своей природе явления в процессе эволюции и развития приобретают свойства осмысленных и зависимых друг от друга явлений, что приводит к усложнению их качественных характеристик, а значит, к изменению общей структуры мироустройства, появлению новых механизмов управления и контроля, повышению степени социальной безопасности и защищенности.

Мировой опыт всего социального развития с периода протоистории до начала технологической сингулярности предстает как цельный, непрерывно развивающийся процесс материальной и духовной эволюции, рассмотренный через призму коллизионных состояний, острой конфронтации и политической борьбы. Эта мысль впервые была высказана американцем Верноном Винджем, предположившим следующее: если мир сумеет избежать своей гибели (апокалипсиса), то сингулярность возникнет вследствие прогресса в сфере биотехнологии и генной инженерии, создания синтетического разума или при помощи других масштабных технологических достижений и инноваций. Сторонники данной концепции при определенных обстоятельствах предсказывают ее уже около 2030 года.

Мировой порядок в теории геополитики представлен множеством пространственных моделей геополитического развития, начиная с классических и заканчивая постмодернистскими и ревизионистскими моделями.

Выделены и раскрыты ключевые характеристики и функциональные состояния мирового порядка, которые в совокупности и определяют его содержание и структуру. К ним можно отнести: границы распространения, то есть включаемое в него геополитическое пространство; структурность ­ построение иерархической вертикали глобальных субъектов мировой политики; стабильность ­ относительное постоянство сложившихся международных связей; динамичность ­ развитие системы отношений в определенном направлении под воздействием ряда объективных и субъективных факторов; легитимность ­ добровольное правовое и этическое признание данного порядка большинством учредивших его субъектов.

Под содержанием мирового порядка понимается все многообразие взаимоотношений и взаимодействий различных акторов глобальной политики, рассматриваемых с точки зрения геополитических и геоэкономических интересов, правовых режимов, ценностных ориентаций, научно­технических достижений (особенно в области коммуникационных систем, генных технологий, средств связи и информации), а также актуальных международно­правовых и социокультурных проблем мирового социума. Форма же мирового порядка обусловлена исключительно детерминационными преобразованиями (в первую очередь геополитическим противоборством), значение которых состоит в способности ликвидировать общечеловеческие риски (опасности, вызовы и угрозы), не допустить событий, продуцирующих конфронтационную ситуацию, обеспечить международную стабильность и безопасность как в отдельно взятом регионе, так и в целом мире.

Современный мировой порядок по своей сути и содержанию нелинеен, сложен и многофункционален. Исследование современных геополитических процессов позволяет предположить, что в будущем мировой порядок будет базироваться на иных принципах и императивах развития, в которых будут вытеснены традиционные (классические) геополитические стереотипы конфронтации, вражды и конфликта. Особенным в данной конструкции выступает то обстоятельство, что полицентричный мир как геополитический сценарий будущего возможен только в том случае, если при различных коллизиях и противоречиях, которые естественны в отношениях между акторами в условиях глобального рынка и конкуренции, будет преобладать не силовой (кратополитический) подход, разжигающий конфронтационный потенциал, а альтернативный источник сотрудничества и партнерства, формирующий навыки конструктивного, бесконфликтного общения и диалога. В то же время современный полицентризм в отличии от многополяризма создает предпосылки к структурной плюрализации отношений, что способствует появлению новых геополитических партиципантов (акторов глобальной политики).

В результате анализа и обобщения проблемы можно предположить следующие теоретические модели современного мирового порядка (в рамках многополярной концепции развития мира):

1. Конфронтационная модель мультиполярного мира. Она определяется жесткой структурой отношений, основанной на классических постулатах теории геополитики.

Данный геополитический конструкт традиционно предполагает имманентно острую цивилизационную, территориально­географическую, этнополитическую, социально­экономическую, культурно­информационную, а также идеологическую, религиозную, военно­стратегическую, возможно, дипломатическую конфронтацию на всех уровнях и направлениях. К сожалению, до сих пор история подтверждает факт применения силы как универсального средства решения всевозможных проблем и задач. Этот способ для многих государств остается самым удобным, быстрым и эффективным, позволяющим в короткие сроки достигать намеченные цели, реализовать стратегические планы. Хотя он и носит ярко выраженный асоциальный характер, его используют и сегодня, особенно в условиях, когда мир перестраивается, приобретает новые формы своего существования и развития.

Так, например, в настоящее время существует большое количество конфронтационных территорий и очагов взаимной агрессии; многие государства берут на вооружение аргумент абсолютизации свойств силы, и в первую очередь военной, как некоего эквивалента стабильности, безопасности, мира и процветания; создаются агрессивные военно­политические блоки и альянсы, которые в своих доктринах обозначают вероятных и потенциальных противников, проводят против них совместные учения, маневры, операции; проводится дальнейшее наращивание государствами своего совокупного военного потенциала, переоснащение армий в ущерб социально­экономическим, культурным, политическим, демографическим и другим приоритетным направлениям развития.

2. Геополитическая модель под условным названием «одно­, многополярье» Бильдербергского клуба. Для этой геополитической модели характерно сочетание элементов однополярности с элементами многополярности. Данный сценарий исходит из возможности сосуществования нескольких иерархично расположенных, разбалансированных, больших геопространств, допускающих координацию своих действий со стороны надгосударственного нелегитимно оформленного образования. В данном случае, вероятно, будут доминировать следующие особенности:

Повсеместное ослабление позиций суверенных государств, появление на их месте новых акторов вне суверенитета;

Массовое распространение идеалов и ценностей западной цивилизации, что приведет к идейному антагонизму и общему социальному напряжению;

Активизация международного терроризма, его субъективизация;

Изменение облика современной цивилизации, становление новой информационной культурно­образовательной среды, появление условных цивилизационных границ­полос вместо жестких демаркационных границ­линий.

3. Модель позитивного полицентризма ­ геополитическое устройство современного мира, при котором достаточно комфортно сосуществуют и развиваются несколько больших геополитических пространств (геополитических кластеров), сопоставимых по совокупности своих территориальных, политических, культурных, экономических, силовых, научно­технических, идеологических, духовных, информационных и иных потенциалов.

Данный геополитический сценарий развивается как альтернативный вариант первым двум, в основе которых лежит принцип жесткого прагматизма и упорядоченности. Учитывая это, исходными принципами исследуемой модели выступают:

Принцип корпоративной социальной ответственности и взаимной зависимости, предполагающий совместную многоуровневую деятельность по решению всех видов задач, связанных с глобальными рисками и угрозами во всех сферах жизнедеятельности;

Принцип взаимной помощи, то есть оказание разнородовых и разновидовых форм консолидированной поддержки наиболее нуждающимся территориальным образованиям, развитие эффективного социального и геополитического партнерства;

Принцип предсказуемости и последовательности в действиях, то есть программный, а не проектный подход при любых взаимодействиях;

Принцип преемственности в вопросах обеспечения безопасности, предполагающий достойное и безбоязненное проживание на любых территориях;

Принцип максимальной транспарентности во взглядах, действиях и поступках.

Во всех перечисленных моделях по-­своему ведет себя и феномен геополитического противоборства. В первом случае это классический образец с преобладанием жестких и бескомпромиссных способов выяснения отношений между собой, во втором ­ это изощренные формы двойных стандартов, протекционизма и стяжательства, в условиях которых допускается применение силового воздействия. И только третий вариант основан на инновационных методиках, принципах и подходах, когда геополитическое противоборство принимает формы сотрудничества, соревновательности, взаимодействия, которые способствуют минимизации рисков, связанных с насилием, своеволием и диктатом.

Подводя итог, необходимо подчеркнуть, что грядущая полицентричная модель развития мира является не переходным состоянием в мировой политике, а определяющей структурной оптимой мирового порядка в целом, основой архитектуры международной (всеобщей) безопасности, базирующейся на геополитических законах и принципах теории геополитики ХХI века. От того, насколько консолидировано, слаженно и обдуманно мировое сообщество будет использовать имеющийся у нее на вооружении потенциал развития, будет зависеть и облик нашей планеты, и равноприемлемое для всех будущее.

Вадим КАЛЮЖНЫЙ,

доктор политических наук,

профессор

филиала ВУНЦ ВВС «Военно­воздушная академия имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина»

Современный мировой порядок берет свое начало с 1991 г., когда закончился Ялтинско-Потсдамский период мировой истории, или период биполярность. То, что мир перестал представлять собой блоковое противостояние НАТО и ОВД, капиталистического и социалистического миров - очевидно. Однако в каком направлении развивается мировая политика, какие ее черты становятся определяющими и в чем состоят перспективы далеко не очевидно. Отсюда - многообразие концепций современного мирового порядка. В настоящей главе предлагается их типологизация по следующим основаниям -в зависимости от акторов (государственные, негосударственные) и механизмов властных отношений (политические, экономические) в формирующемся миропорядке. Сочетание этих оснований позволяет выделить политические, политико-социологические и политико-экономические концепции.

Политические концепции современного мирового порядка

Основная особенность данного типа концепций состоит в их государтвенно-центричном характере. Они акцентуируют внимание на характере полярности мира - количестве полюсов в современном мире, образуемых наиболее влиятельными государствами. Исходя из этого основания можно выделить концепции многополярности и однополярности.

Многополярность

Официальная позиция российского руководства состоит в том, что современный мир многополярен. Эта точка зрения сформировалась в противовес претензиям Соединенных Штатов на мировое лидерство, основанным на их, как они считают, победе в холодной войне и слабости России в 1990-е гг. Однако в 2000-е гг. позиция России усиливается, а политика становится независимой от Запада. Также резко ускоряется экономическое развитие таких стран, как Китай, Индия, Бразилия, Южно-Африканская Республика. Для обозначения этих пяти стран в литературе появилась специальная аббревиатура БРИ КС (по первым буквам их названия).

Министр иностранных дел РФ С. В. Лавров выдвигает следующие теоретические аргументы в пользу официальной позиции России: "Мир уже не тот, что был несколько лет назад. Стало ясно главное: одпополярный мир не состоялся, да и не мог состояться в силу того, что в условиях глобализации ни у кого не хватит военно-политических, финансово-экономических и иных ресурсов для имперского строительства". Объективной основой широкого международного сотрудничества является противодействие вызовам и угрозам современности, с которыми можно справиться только коллективными усилиями.

Подтверждением позиции российского дипломата стали события вокруг грузино-южноосетинского конфликта в августе 2008 г., когда Россия, невзирая на осуждение большей части стран Запада, предприняла гуманитарную интервенцию в Южной Осетии в ответ па геноцид осетинского народа на территории Грузии. Соединенные Штаты, давно спонсировавшие политику Грузии политически и экономически, оказались "заложниками" ситуации. Большую помощь в дипломатическом разрешении ситуации оказал Евросоюз.

Вместе с тем, отмечает С. Лавров, мифология "однополярного мира" долгое время определяла направление умов и поведения значительной части государств. В этот мир поверили, сделали на него политическую ставку. Поэтому понимание реального положения дел дается непросто. Существует представление, что альтернатива "однополярному миру" - это "хаотизация" международных отношений вследствие некоего "вакуума" управляемости и безопасности. Между тем, как можно было убедиться не раз, именно односторонние, и тем более силовые, действия привели к нарастанию конфликтности в мировой политике, наслаиванию новых проблем на старые. Собственно, это и составляет механизм расширения конфликтного пространства в мировой политике.

По мнению С. Лаврова, совершенно неоправданно ставить знак равенства между многополярностью и заряженностью на конфронтацию. Конечно, появляются новые "центры силы". Они соперничают друг с другом, в том числе и за доступ к природным ресурсам. Так было всегда, и ничего фатального в этом пет. Однако одновременно и это очень важно - в современном мире складывается неформальное коллективное лидерство ведущих государств и государственных объединений мира в дополнение к международным институтам, прежде всего к ООН, позволяющее приблизиться к решению проблем управляемости мира. Рамки для такого сотрудничества уже складываются на практике: в Совете Безопасности ООН, в "Группе восьми", в квартете международных посредников ближневосточного урегулирования, в "шестерке" по ядерной программе Ирана.

Как утверждает С. Лавров, парадигма современной мировой политики определяется конкуренцией в самом широком прочтении этого понятия, не равнозначном конфронтации. Ее предметом, помимо прочего, становятся ценностные ориентиры и модели развития. Новизна ситуации заключается в том, что Запад теряет монополию на процессы глобализации. Видимо, отсюда и попытки представить происходящее как угрозу Западу, его ценностям и образу жизни.

Вместе с тем ряд ведущих российских ученых-международников придерживаются более пессимистической позиции в отношении уровня конфликтности современного мира, чем прогнозирует С. Лавров, склоняясь к тому, что многополярность - это явление, по определению сопряженное с большим зарядом противостояния.

Так, например, С. Рогов, провозгласивший "крах однополярного мира" в связи с поражением США в Ираке, предсказывает следующие последствия этого: дестабилизация ситуации на Ближнем Востоке и в Афганистане, возрастание роли и влияния Ирана, продолжение Китаем модернизации своих вооруженных сил, а Северной Кореей - своей ракетно-ядерной программы. На его взгляд, китайско-индийское экономическое и военное соперничество приобретет все более широкий масштаб, а вероятность возобновления противостояния между США и Россией существенно возрастет.

Аналогично современная многополярность видится С. Караганову - видному российскому политологу, председателю президиума Совета но внешней и оборонной политике. Он характеризует ее как "революционный хаос новою мира". Именно под таким названием вышла его статья в "Российской газете" 28 декабря 2011 г.

Караганов перечисляет признаки нарастающего международного хаоса в современном, по его мнению, многополярном мире:

• 1) небывалое за всю историю человечества перераспределение сил в экономике и - по нарастающей - в политике. Недавно высокомерно поучавшие европейцы только что не униженно просят финансовой помощи у все еще коммунистических и довольно бедных китайцев;
• 2) развертывание напоминающей XIX в. и первые три четверти XX в. острой конкуренции за природные ресурсы, продовольствие и даже территорию. Очевидно возвращение старой геополитической борьбы, но на качественно новой основе;
• 3) продолжается распространение ядерного оружия. После нападения на Ирак, заведомо ложно обвинявшегося в обладании оружием массового уничтожения, в том числе ядерным, нападения на Каддафи, сдавшего свой потенциал, и ненападения на Северную Корею, такой потенциал создавшей и сохранившей, морально-правовые аргументы против распространения ядерного оружия применять стало просто неприличным;
• 4) слабеют практически все созданные после Второй мировой войны международные институты глобального управления: ООН, МВФ, НАТО. В системный кризис, будем надеяться, не смертельный, попал Евросоюз;
• 5) сыпятся старые правила международного общежития - уважение к суверенитету и территориальной целостности, невмешательство во внутренние дела. При этом новых на замену не приходит. Рушатся и традиционные моральные принципы в политике (сколько бы неприятными они ни были, но были хотя бы они). Был принцип: своих не сдают. В другом варианте: он сукин сын, но он наш сукин сын. Сначала своих сдал СССР. Но у Москвы было хоть какое-то оправдание. Она переживала революцию. Но ныне Запад сдал и Мубарака, и лидеров Туниса, которые по местным стандартам были оплотами относительно просвещенной власти, стабильности и хоть каких-то намеков на демократию;
• 6) идет чуть завуалированная словами о демократии борьба за сферы влияния. Яркий пример - Украина. В ЕС уже перестали скрывать, что главная цель его политики -недопущение того, чтобы Киев вошел в российскую зону влияния, а, наоборот, сделал бы "европейский выбор" - читай, вошел в зону влияния ЕС;
• 7) в военно-политической сфере раздается и творится приблизительно такая же какофония. В какой-то момент американцы предложили начать освобождать мир от ядерного оружия, предложив идею "ядерного нуля". Остальной мир, в том числе и Москва, почти единогласно идею ядерного нуля поддержал. Хотя в ее осуществимость или желательность не верит почти никто. Но альтернативных идей нет. Между тем, поговорив о "нуле", американцы выяснили, что из-за финансовых ограничений подавляющее неядерное превосходство скоро испарится. И перешли к укреплению своего ядерного потенциала. А заодно и к усилению внимания к противоракетной обороне, которая этот потенциал может дополнить;
• 8) к геополитическому хаосу добавляется начавшаяся сумятица социальных революций. По арабскому миру катится "арабская весна", которую поторопились назвать демократическими революциями. Но она на глазах превращается в "зиму" столь же авторитарных, но зато и исламизированных и еще менее стабильных режимов;
• 9) семена "арабской весны" дают всходы в России и, что уже совсем неожиданно, - на благополучном Западе, где их совсем не ждали. Последнее связано не в последнюю очередь с экономическим кризисом, начавшимся в 2008 г., но также и с системным кризисом западной демократии, начавшимся после крушения коммунистической системы. По мнению Караганова, грядет эпоха авторитарной демократии (по типу режимов де Голля, Черчилля или Эйзенхауэра).

И все вышесказанное не исключает большой войны. Спусковым крючком может стать страх Израиля перед иранской угрозой (на фоне дестабилизации международных отношений в целом на Большом Ближнем Востоке) и полномасштабный ответ Ирана на возможную агрессию против него.

В продолжение темы многополярности современного мира следует обратиться к остро полемической мысли А. А. Коновалова о том, насколько безопасно будет чувствовать себя Россия в многополярном мире, если он действительно сформируется. Ученый напоминает, что большинство полюсов многополярного мира расположены на границах либо в непосредственной близости от России (Евросоюз, Китай. - Г. Д.). Почти каждый из этих полюсов существенно опережает Россию по экономическим показателям и осознанию своей идентичности. Всякий геополитический полюс обладает "полем экономической и политической гравитации". Таким образом, Россия с ее экономическими проблемами и еще не сформировавшейся идентичностью впервые в Новой и Новейшей истории рискует очутиться в окружении полюсов, "гравитационное поле" которых способно превысить прочность связей, скрепляющих ее в одно государство. Тогда Россия может оказаться просто разорванной более динамичными и активными полюсами, распложенными по ее периметру (речь идет о Дальнем Востоке и Калининградской области. - Г. Д.). Так что феномен многополярности, считает Коновалов, совсем не так безобиден и даже не безопасен для России в ее нынешнем положении.

Заметим, что, говоря о "слабых местах" России, Коновалов упоминает также "слабую государственность". Однако известно, что при президентстве В. В. Путина государственная власть существенно укрепилась. В то же время это само по себе не избавило Россию от тех рисков, о которых говорит ученый. Значительно существеннее для их преодоления базовые показатели - место страны в мировом разделении труда и формирование национальной идентичности.

На рубеже нового тысячелетия перед человечеством в полный рост встали глобальные проблемы, от успешного решения которых зависит его судьба. Характерная особенность этих проблем заключается в том, что они могут быть решены лишь в результате широкого сотрудничества государств, усилиями международного сообщества в целом. Для этого требуется установление нового мирового порядка, способного существенно повысить уровень управляемости международной системой в условиях надежного правопорядка.

Успех в построении нового порядка зависит от своевременного определения его основных параметров, так как традиционный метод проб и ошибок способен поставить человечество на грань катастрофы. Глобальные проблемы характеризуются, в частности, тем, что опоздание с их решением может иметь необратимый характер. Необходима превентивная мировая политика, призванная не допустить катастрофического развития событий. В формировании нового миропорядка, в обеспечении его стабильности и функционирования, а также дальнейшего развития важная роль принадлежит международному праву.

На пути построения нового миропорядка немало препятствий, которые порождает политика государств, в первую очередь, наиболее развитых, стремящихся использовать глобализацию в своих интересах и не считающихся с интересами других государств и международного сообщества в целом. В результате большинство стран стали жертвами глобализации.

Характерной чертой нового мирового порядка и международного права становится гомоцентризм, означающий выдвижение на первый план прав и интересов человека. В этом заключается новая функция международного права, для которого в прошлом существовали только интересы государств.

Следующая характерная черта права сообщества состоит в том, что оно постепенно становится правом социальной справедливости и общего благополучия. В отличие от прошлого современное международное право не ограничивается сферой политики, а уделяет растущее внимание решению глобальных проблем в экономической и социальной области. По мнению индийского ученого Р.Ананда, "новая центральная задача сегодня состоит в развитии права сотрудничества, социальной справедливости и благосостояния, при котором государства могут активно сотрудничать на разных уровнях во имя общего благополучия человечества"1.

Приоритет интересов международного сообщества не означает ущемления интересов государств. Задача состоит в том, чтобы добиться оптимального сочетания тех и других. Задача первостепенного значения, поскольку без ее решения невозможна нормальная жизнь ни сообщества, ни образующих его государств.

Идет становление международно-правового сообщества, то есть сообщества, основанного на праве, обеспечивающего верховенство права, примат права в политике. Формирование основанного на праве международного сообщества является одной из главных задач ООН.

Создание и обеспечение функционирования нового миропорядка требует более высокой организации мировой системы, существенного повышения степени ее управляемости. Сегодня это ключевая глобальная проблема, от ее решения зависит урегулирование иных глобальных проблем.

В Концепции внешней политики России говорится о необходимости "повышения управляемости международной системы", что вызывает "усиление роли международных институтов и механизмов в мировой экономике и политике". Среди таких институтов и механизмов важное место занимает международное право. От его эффективности в значительной мере зависит уровень управляемости международной системой.

Важным препятствием на пути становления нового мирового порядка является отставание политического мышления от реальностей нашего времени. Эта мысль находит отражение и в международных актах, например в таком, как "Стокгольмская инициатива: Общая ответственность", принятом еще в 1991 г. В нем, в частности, говорилось: "Мы считаем, что подлинный общий интерес в новом глобальном порядке сотрудничества наших дней состоит в том, чтобы рационально убедить государства учредить систему глобального управления"2.

В данном случае обоснованно указана одна из наиболее сложных задач - "убедить государства", политическое мышление руководителей которых существенно отстает от требований века. В новых условиях меняется соотношение национальных и интернациональных интересов. Неуклонно растет значение интересов международного сообщества, без учета которых не могут быть обеспечены национальные интересы. Несмотря на это внешнеполитические доктрины особенно крупных держав, на которых лежит главная ответственность за обеспечение интересов международного сообщества, в значительной мере остаются национально ограниченными.

В политическом мышлении Запада доминирующей является концепция либеральной демократии, основанной на свободном рынке. В соответствии с этой концепцией утверждение либерального строя автоматически обеспечивает мирный международный порядок. Отсюда задача либеральных государств содействовать утверждению либерального строя как можно в большем количестве стран.

В период президентства Б.Клинтона эта концепция была официально оформлена доктриной "расширения", возложившей на внешнюю политику США задачу поощрения распространения основанной на свободном рынке демократии на как можно большее число государств3. Соответственно мировая экономика должна регулироваться законами свободного рынка. Регулирующая роль в растущей мере будет переходить от государств к транснациональным корпорациям.

Жизнь доказала несостоятельность этой концепции. Либеральный строй государства не гарантировал демократической внешней политики и отказа от применения силы в международных отношениях. Глобализация по либеральной модели привела к обогащению небольшого числа государств и к обнищанию многочисленного населения других стран.

Упомянутая концепция подвергается обстоятельной критике в мировой литературе. Американские исследователи квалифицируют существующую в их стране систему как "демократию низкого уровня" (low-intensity democracy), которая не решает коренные проблемы демократии и социальной справедливости. Подвергается критике и внешняя политика либеральных демократий. Руководство большинства государств придерживается концепции реализма в международных отношениях таким образом, что геополитические и стратегические соображения абсолютно доминируют над моральными и правовыми предписаниями4.

Таким образом, либеральная демократия и свободный рынок сами по себе не способны обеспечить нормальное функционирование мировой системы. Для этого необходим высокий уровень международного сотрудничества в осуществлении управления глобальной системой на основе демократических принципов.

Характерной чертой современного процесса формирования нового мирового порядка является его многосторонний характер, участие в процессе широкого круга государств. Центральную роль играет ООН. В ее рамках коллективными усилиями государств удалось на рубеже XXI в. сформулировать основы нового мирового порядка и соответствующего правопорядка. Эти основы закреплены в ряде резолюций, принятых Генеральной Ассамблеей на сессии в 2000 г. - "Сессия тысячелетия"5. Особое место среди них занимает принятая на высшем уровне Декларация тысячелетия ООН.

В основу мирового порядка кладутся цели и принципы Устава ООН, которые "доказали свой непреходящий и универсальный характер". Более того, "их возможности и способность вдохновлять возросли в условиях, когда государства и народы стали более взаимосвязаны и взаимозависимы". На основе этих целей и принципов будет установлен справедливый и прочный мир во всем мире. Последнее положение специально подчеркивается ООН. Ему посвящена особая резолюция Генеральной Ассамблеи "Содействие демократическому и справедливому международному порядку" (Рез. 55/107, 2000 г.). Заслуживает внимания положение резолюции о том, что "каждый имеет право на демократический и справедливый международный порядок".

Решение соответствующих проблем создания общего будущего, основанного на единстве человечества при всем его разнообразии, требует широких и настойчивых усилий. "Эти усилия должны включать политику и средства глобального уровня, которые отвечают потребностям развивающихся стран и обществам переходной экономики, а также определяются и осуществляются при их эффективном участии". В этом видится одно из проявлений справедливого и демократического характера мирового порядка.

В Декларации тысячелетия руководители государств и правительств заявили, что наряду с ответственностью перед своими обществами они несут коллективную ответственность перед народами мира за обеспечение их благополучия.

Есть в отмеченном положении и другой важный аспект - ответственность за обеспечение должного уровня управления мировой системой. Достаточно высокий уровень управления - одна из характерных черт нового мирового порядка, определяемая необходимостью решения стоящих перед человечеством важных и сложных проблем. Речь идет о более высокой организации общества на национальном и интернациональном уровне, о более совершенном управлении.

Таким образом, на рубеже нового века международному сообществу коллективными усилиями удалось определить основы мирового порядка, отвечающего требованиям глобального мира. Новый порядок призван воплотить идею единства человечества и опираться на высоко развитую систему сотрудничества всех государств на базе единых принципов и целей при уважении многообразия участников.